— Хадамаха! — завопила Аякчан.

— Хадамаха! — отплевываясь черной водой, прохрипел Хакмар. — Ты что делаешь?

— Тебя спасаю! — пытаясь за волосы вытащить Хакмара на лист, с натугой выдохнул Хадамаха.

— А я — тебя! — отфыркнулся Хакмар. — Может, отпустишь меня — если, конечно, ты не начал собирать скальпы?

— Мы оглянулись, а тебя нет! — всхлипывая от облегчения, зачастила Аякчан, пока Хакмар карабкался на лист. — Мы подумали, ты упал, пока мы э-э…

— Пока вы — «э», можно Ледяное море Байгала переплыть, — проворчал Хадамаха. — В омулевой бочке. Говорят, есть там такое развлечение. Для этих, из богатых родов, которым больше делать нечего, кроме как безобразия учинять.

На самом деле ему было просто завидно. Другие — «э», а он… Умгум, вот именно…

— Ты где был? — требовательно спросила Аякчан.

— Встречался, — мрачно буркнул Хадамаха. — Калтащ говорит, или мы все слазим с ее шеи и даем ей жить, или она разом с Седной прибьет нас, чтобы мы не прибили ее.

— Ничего не понимаю, — растерялась Аякчан. — Ты же вроде… ну, нравился тетушке Калтащ.

Хадамаха привычно поморщился на упоминании про тетушку и недовольно буркнул:

— До меня ей дела нет. — И впервые подумал, что это, наверное, правда. Было б ей до него дело, разве сказала б она так спокойно, что всех прибить может? — Ей вообще люди не нравятся. Особливо твои сестрички Храмовые да еще те, кто Рыжий огонь ищет. — И он одарил Аякчан и Хакмара мрачным взглядом.

— Ты говоришь какую-то ерунду! — неуверенно сказала Аякчан.

— Еще маму твою видел, — снова пробурчал он — мысли его витали далеко.

— М… мою? — прижимая руку к груди, точно проверяя, на месте ли сердце, охнула Аякчан. — Как ты мог ее видеть? Я как в Храм попала, ее не видела, может, ее и в живых-то нет…

Хадамаха дико покосился на нее:

— Чего ей сделается — духу Огня?!

— Ты… про Най-экву говоришь? — переспросила Аякчан, отнимая руку от груди.

— Умгум. А у тебя что, другая есть? — удивился Хадамаха. — Сама все уши прожужжала, как летняя пчела, что твоя маманя — сама Най-эква, Уот Усуутума. — Язык чесался рассказать, что Голубой огонь был сделан вовсе не для Аякчан, а чтобы от таких, как Донгар и Хакмар, избавиться, которые лезли, куда духам не надобно. Ох, Аякчан и взбеленится, когда узнает, что родственнички-духи разыграли ее втемную — против черных.

Аякчан взбеленилась и так. А также покраснела и стала поблескивать Огненной голубизной в глазах, волосах и на кончиках пальцев.

— С чего это моя мама встречается с тобой, когда я вот тут же, рядом?

— Отвлекать не хотела? — поглядывая то на нее, то на Хакмара, невинно поинтересовался Хадамаха.

— А по мне, так все ты выдумал, Хадамаха! — объявила Аякчан.

— Айка! — негромко, но очень напряженно позвал Хакмар.

Девушка только досадливо дернула плечом:

— Вы просто не хотите, чтобы я заняла положенное мне место в Храме! Завидуете…

— Айка! — заорал Хакмар, хватая ее за плечо. — Смотри!

У края листа чернели отпечатки босых женских ступней… выжженные в белесой поверхности листа! Следы курились черным дымком и тихо, как угольки под пеплом, тлели огоньками. Черные ожоги расползались…

— Эта сопливая верховная колмасам своими пятками прожгла наш лист, — не отрывая глаз от проплешины, пробормотал Хадамаха.

— Не смей так говорить про мою маму, — замороженно откликнулась Аякчан.

Хряп-хрусь! — Лист прошила ломкая трещина… и сквозь нее забулькала черная вода!

— А-а-а! — заорали все трое…

Под лист что-то долбануло. Поток выгнулся, как дикая кошка выгибает спину…

— А-а-а! — Лист подскочил, прикладывая всех троих головами о каменный свод, упал обратно в черную воду, подскочил снова… И с неимоверной скоростью помчал по туннелю.

— А-а-а! — Аякчан кубарем покатилась по скользкой поверхности, уцепилась за ногу Хадамахи.

— Держитесь все! Держитесь! — заорал он и распластался по листу, медвежьими когтями вцепившись в край. Аякчан ухватилась за его пояс. Рядом, до боли стиснув Хадамахино предплечье, распростерся Хакмар.

Ревущий поток Черной воды вынес лист на боковую стенку тоннеля. Швырнул на другую стену. Подбросил до потолка. Лист проволокло под самым каменным сводом, вместе с потоком он снова рухнул вниз и заскакал по туннелю, как пущенный сильной рукой камешек по волнам.

Бабах! — Позади вздувался пузырь Рыжего огня и помчался за ними, пожирая Черную воду туннеля, как оголодавший путник рыбный отвар. Вода неслась, как самая быстрая горная река… прямо к зияющему впереди отверстию. А-а-а! Со свистом и грохотом они вылетели из отверстия… и понеслись вниз-вниз-вниз, мимо низвергающегося антрацитово-черного водопада. Гигантский клуб Пламени вылетел из дыры над их головами. А-а-а! Лист плюхнулся в новый поток под водопадом и помчался вперед на невероятной скорости…

— Меня сейчас снесе-е-ет! — захлебываясь хлещущей со всех сторон водой, заорала Аякчан.

— А меня стошни-и-ит! — только и мог завопить ей в ответ Хакмар.

— А-а-а-а! — Балансируя на гребне черной волны, лист с распростертыми на нем ребятами вылетел на гладь крохотного подземного озерца… Даже выдохнуть Хадамаха не успел. Вода взбурлила, будто ее кипятили. Лист подбросило вверх. Прыгая на поднимающейся из глубин озера струе, они взлетали все выше и выше, к каменному своду!

— Нас разма-а-ажет! — завопила Аякчан.

— Бей, Айка! — орал Хакмар. — Огнем! Пробивай!

Из глотки Хадамахи вырвался отчаянный рев. Куда пробивать — над ними камня небось целая гора! Но он только крепче впился в край листа. Опалив ухо Жаром, над головой у него просвистел клубок Пламени.

Бабах! — И врезался в каменный свод. Посыпались камни… Струя Черной воды внесла их в выжженный Аякчан вертикальный тоннель. Они пронеслись между красными от Жара стенами — и свежий, холодный воздух ударил им в лицо, а сверху нависло Нижнее небо с играющими на нем буйными ало-золотыми красками Рассвета.

— У-ух! — рявкнул Хадамаха, резко подаваясь вправо… Лист снесло с бьющей из земли струи черной воды, он кувыркнулся в воздухе… и треснул под когтями Хадамахи, распарываясь в лоскуты. Ездоки с воплями посыпались в толщу снега.

Хлюп! Хлюп! Хлю-юп! — Талый снег разлетелся брызгами. Самый большой «хлюп» пришелся на долю Хадамахи. Драные остатки подземного листа спланировали на них сверху.

— Тьфу! — Хадамаха выплюнул воду — черную или обычную, талую, уже не разберешь, и сел в растекающейся вокруг луже. Тупо уставился на бьющую из земли струю. Та дернулась раз, другой, точно придавленная змея… и с негромким шипением ушла обратно в подземные глубины.

— Где мы? — пытаясь подняться и падая обратно в талый снег, простонала Аякчан.

Хадамаха оглядел светлеющий под лучами Рассвета лес. Аякчан хотела в Столицу. Хакмар — в Новосивирский Мастергородок. Сам Хадамаха — домой. А Калтащ намеревалась отправить их туда, где они могут что-то исправить. И он честно сказал:

— Не знаю.

— Что интересует меня… — обтирая физиономию снегом, пропыхтел Хакмар. — Так это — где Донгар? Почему по всяким подземным туннелям нас тягает без него? Где отсиживается этот проклятый шаман?

Свиток 6,

ничего героического, только холодно и очень хочется есть

Нет такого закона — чтобы дичи не было! — пробурчал Хадамаха. — Ни следа! — И это была чистая правда — ноздреватый подтаявший снег не пятнали следы ни зайцев, ни соболей, ни… Да ничьи следы! Будто вся лесная живность дружно на деревья переселилась, включая лосей! Хадамаха невольно посмотрел наверх — точно и впрямь рассчитывал увидеть, как отощавшие за Долгую ночь сохатые прыгают с ветки на ветку.

Завел медведь двух человечков в лес… и накормить не смог! Хоть самих ешь — не с голодухи, а чтобы свидетелей позора не осталось! Так тут же зубом зацепиться не за что. Он покосился на запавшие щеки Хакмара, на лихорадочно блестящие от голода глаза Аякчан и шумно вздохнул.