Донгар направился к сундуку, и Хадамаха пошел за ним, все еще оглядывая обновку и то и дело оттягивая верхний край штанов. Этот самый край не больно, но гулко шлепал по животу.

— Какой зверь ходит в такой шкуре? Странное место тот, другой мир! — наконец заключил он.

— Однако странное! — откликнулся Донгар.

— Может, Канда и не хотел Эндури своим подарком обижать? — продолжал рассуждать Хадамаха. — Если в том мире столько странностей, вдруг у них икра такой ценной едой считается, что ее в железные банки кладут?

Донгар даже споткнулся на этих словах:

— Ты еще скажи, что они простую кильку по железным банкам раскладывают!

Хадамаха еще подумал — и согласно кивнул. Да уж… Такое даже не вообразишь!

— Злой дух Канду подбил еду другого мира простой икрой подменить, над Верховным посмеяться, — солидно пояснил Донгар. — Природа у него такая — от пакости удержаться не может!

— Знаешь, что за дух? — заинтересовалась Аякчан.

— Догадаться нетрудно. На том его и брать будем! Лавку тащите! — Донгар кивнул на сохранившую гигантские размеры скамью.

Пыхтя и ругаясь, приволокли лавку к сундуку — Аякчан суетилась вокруг, то подскакивая сбоку, то налетая сверху. Вскарабкались на скамью, взялись за крышку сундука… Хадамаха напружинил мышцы, уперся ногами… Рядом от усилий захрипел Хакмар… Хадамаха чувствовал, как жилы вздуваются на шее, а на руках пробивается медвежья шерсть… Уперся сильнее…

Крышка сундука со скрипом поднялась… и отлетела назад. В сундуке бушевала Бездна. Варево всех цветов сполохов струилось, перетекало, и в этом сводящем с ума скольжении чудились жестко спрессованные тела. Мелькнули переплетенные руки, жуткий глаз пристально уставился на Хадамаху, моргнул недоуменно и пропал, на его месте возник жадный плямкающий рот…

— Хадамаха, хватит пялиться! — Донгар присел на корточки под прикрытием стенки сундука. — На кромку сундука садитесь! — шепотом скомандовал он. — Аякчан рядом с Хадамахой, Хакмар — в сторонке. Хадамаха с Аякчан целуются, а ты делай вид, что против!

— Я против! — немедленно вскинулся Хакмар.

— Чего это я должна с ним целоваться?

— Делайте, так надо! — Донгар больше скукожился под прикрытием сундука.

— Совсем обнаглел, шаман! — Аякчан наконец уселась рядом с Хадамахой. Ворчащий Хакмар пристроился поодаль.

— Ну? — требовательно прошипел Донгар.

Хадамаха торопливо отвернулся, снова поймав на себе любопытный взгляд плавающего в цветном месиве глаза. Придвинулся к Аякчан. Их лица сблизились, губы оказались совсем рядом… и они замерли, в упор разглядывая друг друга.

— Что вы как дети малые, целоваться не умеете, однако?

— Сам-то ты со своей Нямкой и своей Тасхой хоть раз целовался? — возмутилась Аякчан, схватила Хадамаху за уши, как кувшин за ручки, прижалась губами к его губам.

«Она мне сейчас зубы в глотку вдавит!» — в панике подумал Хадамаха… и тут же чуткий медвежий слух поймал шепот.

— Что сидишь, смотришь? — шептал кто-то рядом с Хакмаром. — Это ж твой вроде как друг целует твою вроде как девушку! Все жрицы Храма — предательницы, нельзя им верить! — шелестел вкрадчивый, убедительный шепот. — А парень из Мапа — просто животное! У тебя меч на боку — отомсти им, если ты мужчина!

Поверх головы Аякчан Хадамаха видел, как глаза Хакмара полыхнули красным, а ладонь легла на рукоять меча. Хадамаха дернулся, пытаясь высвободится из рук Аякчан… Мелькнула стремительная тень, и Донгар хлопнулся животом на край сундука, по плечо запуская руку в кипящее там жуткое варево.

— Попался, однако! — В руке черного шамана что-то билось и дергалось, норовя утащить в глубину. Опомнившийся Хакмар изо всех сил вцепился Донгару в парку, не давая свалиться в сундук… Донгар захрипел… и выволок на поверхность…

Хадамаха отпрянул! Именно эту гнусную рожу он смог разглядеть сквозь расплывающиеся черты шамана Канды: с торчащим из перекошенной пасти клыком, одним глазом прижмуренным, вторым — безумно выкаченным.

— Так я и знал, что вылезет! Против своей природы не попрешь! — устало выдохнул Донгар. — Вот он, эми-гэт шамана Канды! Илбис, дух раздора и кровопролития!

Свиток 47,

повествующий об эпической битве со злым духом раздора Илбисом и славной победе

Пойманная Донгаром тварь пронзительно завизжала и рванулась. Черный шаман булькнул в сундук, как неудачливый рыболов за слишком крупной рыбиной. Что-то с бешеной силой ударило в борт гигантского сундука. Кромка сундука ушла из-под Хадамахи, и он полетел вниз, прямо навстречу пялящемуся на него громадному глазу. И ухнул точно в середину зрачка. Стало темно, будто глаз испуганно зажмурился. Зато вокруг все вспыхнуло блеклыми, но пестрыми красками, точно он плавал среди сполохов в темном небе. Варево в сундуке оказалось теплым, как едва начавшая нагреваться вода в котелке, вязким и странно слоилось, распадаясь на цвета. Чпок! Сквозь пленку красного цвета прорвались Аякчан с Хакмаром и, изо всех сил работая руками и ногами, двинулись на глубину. Хадамаха рванул следом — плыть сквозь цветные слои было все равно что мешать лапами ягодный кисель. Разве что не сладко совсем. Сквозь пленку изумрудно-зеленого цвета Хадамаха прорвался к молочно-белой, потом к солнечно-желтой… Ему казалось, он видит странных существ: человека с головой ворона, карлика в кухлянке цвета Рыжего пламени, коня со змеями вместо гривы…

Впереди мелькнули ноги Аякчан, Хадамаха наддал и, будто брошенная в воду деревяшка, выскочил на поверхность… Великой реки! Хадамаха поднатужился, вылез и встал — черная вода по-прежнему его держала. Хоть больше и не была черной. Точно ленты в девичьей косе, антрацитовую гладь вод перевивали алые струйки. Как после большой охоты, сильно и остро пахло свежей кровью. Серая мгла вокруг тоже вся пропиталась кровью — у берегов капало, как с тряпки. Посреди Реки стоял шаман Канда. У ног его плавал изорванный в клочья харги. Хадамахе даже стало жаль хищного харги, натолкнувшегося на хищника покрупнее.

— Выс-с-следили! — прошипел шаман. Его лицо больше не было пустым туманно-серым овалом — Хадамаха увидел перекошенный рот и выпученный глаз Илбиса, духа раздора и кровопролития. — Плох-хо, ш-што вас, черных ш-шаманов, не видно и не слыш-шно, пока вы близко не подберетес-сь! Ведь знал же, чш-што ты меня ищешь, а все равно попался! — В такт речи кровь приливала к его единственному глазу. Прильет и отхлынет, делая его из алого и выпученного пустым и ссохшимся, и снова прильет… — Думаеш-шь, Верховный дух от такого умения твоего счастливый очень? — оскалился дух раздора. — Вдруг ты и к нему так подберешься да за шкирку ухватишь? Один раз вас, черных шаманов, верхние духи извели — трудно им снова это сделать? Теперь, когда ты один!

— Я не один, однако! — Донгар кивнул, и Хадамаха как-то сразу понял, что надо делать. Он оттолкнулся от поверхности Черной реки и заскользил назад и вбок, совсем как по обычному льду. Увидел, тем же манером разъезжаются в стороны Хакмар и Аякчан, четко становясь на вершины невидимого ромба, в центре которого был заключен дух. Стоящий на дальней вершине Донгар покачал головой, как Хадамахина мама перед шкодливым медвежонком — не может не шкодничать, неслух, такая уж его природа! Только природа наказания не отменяет. В руках Донгара оказался деревянный идольчик с ладонь величиной. И голосом, каким набезобразничавших медвежат зовут подставлять лохматый зад под тяжелую материнскую лапу, позвал Илбиса к себе:

— Иди сюда!

— Впрямь обнаглел, черный, как твоя голубоволосая подружка про тебя говорит… — начал дух раздора… Вода взбурлила, и, повинуясь подманивающему пальцу шамана, поток понес духа к Донгару. — А ну, стой! — гаркнул дух, падая на карачки. В этой позе он совсем не казался смешным, как не кажется смешным изготовившийся к атаке дикий кабан. Вода замерла, точно испугавшись. Дух раздора поднял голову — единственный клык ярко блестел в его ухмыляющейся пасти.